Lander Learns

2022-07-27 10:18:16 Прекрасный иллюстрированный гид по ацтекскому пантеону. В отличие от привычных нам греко-римских и скандинавских богов, которые отвечали более-менее за одну функцию, у ацтеков боги — многостаночники. Каждый отвечает за много разных областей жизни, да еще и зоны ответственности пересекаются.

Самое интересное — это символизм в изображении: символы функции и зоны ответственности навешиваются на базовую фигуру, как на бумажную куклу. Переоделся — стал другим богом. Open / Comment

2022-07-22 15:15:05 Меня немного забавляет, когда в традиционной мифологии – как это любят делать в геймдеве – ищут какие-то альтернативы взгляду, концентрирующемуся на насилии. Это напоминает деятельность фольклористов времен романтизма, типа братьев Гримм, которые превращали народные сказки из упоения насилием – в том числе сексуальным – во что-то куда более удобоваримое. Разве это не настоящий колониализм – переваривать такие источники согласно нашим моральным представлениям, превращать эти народы в "благородных дикарей"?

Вообще – если вы изображаете мир, и в вашем изображении нет насилия – это не потому, что вы так хорошо придумали и избавились от него, а только потому, что вы его скрыли. Насилие есть всегда, и особенно оно видно в утопии (Оксана Тимофеева как-то привела отличный пример: если вокруг идеальный коммунизм, а меня предала моя единственная любовь, страдания будут еще хуже, потому что ну и как-то неловко страдать в идеальном обществе, и в отчужденный труд с головой не погрузиться, и свободы ее не лишить...). Если вы придумываете утопию или какое-то там просто счастливое время, не надо отмахиваться от вопросов о том, куда делось то или иное страдание: именно ответы на них и показывают, на чем строится ваша утопия, на чьих костях.

В играх насилие надо не скрывать, а надо делать его максимально видимым. Стоит предлагать людям поиграть в диктаторов (и демократически выбранных президентов), и без какого-либо подвоха подсчитывать и показывать – вот столько-то людей вы убили, столько-то сместили, столько-то сгнобили в рабстве – ради вот такого вот процветания вот такой вот численности людей и т.д. Это можно спокойно добавлять и в существующие игры. Они действительно хорошо изображают, например, колонизирующий взгляд: и не надо от этого хорошего изображения отказываться, надо только выкапывать и демонстрировать его подноготную, его собственное значение-в-себе. (Есть хороший блог, который, без излишне деколониальной адженды, очень хорошо критикует с исторической точки зрения разные игры – вот скажем про AC: Valhalla и про Europa Universalis; он не давит на моральность, а показывает, например, как безобидно или даже благотворно механики типа "повышения уровня культуры" скрывают за собой массу насилия).

Иначе останется только играть, смотреть, читать только мультяшные утопии. (Вот кто-то упоминал какую-то стратегия не про насилие, я пока не играл, типа о том, как восстанавливают разрушенный мир... то есть фантазия в том, что мир надо разрушить настолько, чтобы уже хуже не могло быть, и тогда точно насилия уже не будет?)

Я за насилие в искусстве, потому что я против мифического – "оправданного" – насилия в жизни. Разница между видимостью и реальностью здесь особенно важна. Ее надо подчеркивать, а не устранять. Open / Comment

2022-07-18 15:37:08 Или вот другая милая история:

Сценографы всегда переживали из-за того, что их искусство ценится недостаточно высоко, что профессия театрального художника вечно остается в тени режиссера и актерской труппы.

Джованни Никколо Сервандони был придворным итальянским архитектором, живописцем, театральным художником (впрочем, есть мнение, что на самом деле его звали Жан-Николя Серван, и что он был французом, «италинизировавшим» свои имя и фамилию — итальянские архитекторы и художники тогда были в моде).

У Джованни была бешеная работоспособность. Он строил дворцы и парки, оформлял королевские свадьбы, был директором декораций в Парижской опере. В течение 1738–1743 и 1754–1758 годов Сервандони поставил серию театральных постановок, во многом напоминающих машинные пьесы семнадцатого века, с упором на тщательно продуманные изменения декора и спецэффекты – и без актеров. Сервандони представлял себе, что он возведет сценографию в ранг чистого искусства, что люди будут приходить исключительно насладиться пространством. Его первое «шоу» было посвящено Базилике Святого Петра в Риме и получило очень очень сдержанный отклик.

Позже Сервандони добавил в представления музыку и пантомимы – без особого успеха. Он умер нищим и не очень известным.

В начале своей карьеры на заре 20 века Гарри Гудини арендовал театры, где показывал себя запертым в ящик с дюжиной замков. Аудитория, с замиранием дыхания, наблюдала по часу-полтора, как иллюзионист пытается выбраться из ящика. На самом деле, как рассказывал Гудини, на «освобождение» уходило е больше минуты. Иногда он проводил этот час за чтением газеты, периодически издавая звуки борьбы и страдания, чтобы держать аудиторию в напряжении.

«Гудини, – пишет Джозеф Воутерс, – смог сделать то, что не удалось Сервандони. Он смог заставить аудиторию смотреть на коробку сцены – ни что иное, как обыкновенный декор. Он создал перформанс, состоящий исключительно из сценографии». Open / Comment

2022-07-18 15:37:08 Меня всегда как-то одинаково сильно волновали театральная сценография, архитектура общественнхы пространств и природные пейзажи – потому что, казалось мне, в производстве пространства (и его эффектах на человека) должны работать примерно одинаковые

Еще весной купила милую книжку под названием Moments before the Wind – Notes on Scenography by Jozef Wouters, заметки молодого бельгийского сценографа о ремесле. Мне понравился уровень его рефлексии, а еще забавные переплетения с историей театра, например,
о сценографии как способе познания реальности:

он рассказывает, как в 1638 году театральный художник Никола Саббатини описывал технологию создания дивжущихся облаков, водопадов, закатов и других природных явлений – Саббатини называл свои творения «иллюзиями», но не в современном смысле. Облачко на веревочке или механические волны сейчас могут казаться нам милыми и наивными, но Саббатини видел свои театральные механизмы как способ докопаться до изнанки реальности. Это ведь была эпоха мехницизма Рене Декарта, предтеча утки Вокансона. Open / Comment

2022-07-04 10:48:26 «пусто» не значит «ноль»

В мире геолокации существует так называемый «Нулевой остров» – место в Гвинейском заливе с координатами 0° северной широты и 0° восточной долготы. Несмотря на то, что там ничего нет (кроме небольшого буйка под именем Soul), это одно из самых наполненных контентом мест на Земле.

Причина этому – распространенная механика подмены отсутствующих геоданных (null) на нулевые координаты (zero). Из-за этого там скапливаются данные из Flickr, Strava, Twitter, Snapchat, AirBnB и прочих сервисов.

Существуют, конечно, сценарии и осознанного использования Нулевого острова. Например, одни смельчаки предложили в качестве шутки запустить там Air Null – авиакомпанию, благодаря которой летать больше никуда не надо.

Этот и другие примеры лишний раз подчеркивают, что «выдуманное» место может обретать не меньший смысл, чем «реальные» места. И пока Нулевой остров продолжают обживать новые и новые данные, он будет оставаться не только банальной точкой отсчета, но и важным социокультурным феноменом. Open / Comment

2022-05-22 17:55:26 Продолжаю читать Кампанью о конце времен. Наткнулся на слова Калгака, вождя бриттов (точнее, конфедерации каледонцев) о вторжении Римской империи:

They plunder, they butcher, they ravish and call it under the lying name of “empire”. They make a desert and call it “peace”.

Тацит, "Жизнеописание Юлия Агриколы".

Прогресс бежит вперед, а люди не меняются. Open / Comment

2022-05-09 20:58:25 Время, сообщает мне мем, который я не буду перепроверять или критиковать, «изобретено для синхронизации европейских поездов». Сейчас оно используется для полуночной синхронизации игроков в Wordle и получения предсказаний от Co-Star. Я читал как-то об индусах, что не знали слова «скука», пока им веку к 19-му не завезли часы: если не знаешь, сколько времени, то ничего и не ждешь — просто переходишь к какого-то следующему занятию. Я думаю об этом, когда по часам лишь три часа до встречи, и нет смысла и начинать мыть посуду, или когда терпеливо жду полуночи, чтобы заново обдумать свои бессмысленные проблемы, потому что ровно в полночь ко-стар изменит свою рекомендацию с «откройся друзьям, они тебя поймут» на «возьми лучше билет на самолет и проваливай».

Wordle даже лучше работает как ритуал. Одна из главных задач ритуала — получить от богов символ одобрения твоих действий. Способность внимательно относиться к ритуалу, умение на чём-то сосредоточиться это хороший показатель настроения и предсказатель удачи; если я не могу сосредоточиться на отгадывании гласных, то и работать у меня не получится. Более того, слова, что мне подсовывает мозг, связаны с моими заботами (я стараюсь начинать с AEONS, иногда ловлю себя вводящим MISER); количества попыток выдают степень натужной извращенности (чем более «нормальные» слова я вписываю, тем быстрее я угадываю, но кому нужны нормальные слова?) и окольность путей, которыми я прихожу к цели, которую разделяю со всеми остальными. Wordle телеологически связывает меня со всем миром, но дает мне свободу в выборе собственного способа найти эту связь, показывает то настроение, с которым я решаю вымышленные полуночные общечеловеческие проблемы.

Сегодня Wordle загадал всем FETUS, но потом газета нью йорк таймс, которая купила этот общемировой гороскоп, объявила, что извиняется за это совпадение и меняет всем слово. Дело в том, что на днях в штатах верховный суд разрешил запрещать аборты; конечно, совпадение абсолютно случайно, но реакция на него — вовсе нет. В итоге получается негативная работа гиперверия: совпадения случайны, но работа, приложенная к тому, чтобы их скрыть совершенно реальна. Вместо усилий фокусников для создания иллюзии магии — усилия идут на то, чтобы создать иллюзии, что совпадений не бывает. Магия, может, и не причинит вреда власти сама, но нервная реакция власти на магию всегда выдает ее уязвимость. Эффект, конечно, обратный: если случайное слово могло быть «всего лишь совпадением», то попытки это совпадение замять под ковёр выдают их тревогу, обнажают магические поломки мировой анти-магической машины. Open / Comment

2022-05-09 20:58:25 Читаю в час по чайной ложке нового Кампанью, Prophetic Culture, о конце времен как экспириенс-дизайне. Когда как не сейчас про конец времен читать. Пока не дочитал, вот вам немного про время. Open / Comment

2022-04-10 17:07:07 ​​Пока я читаю и конспектирую книгу «Wasteland: The Great War and the Origins of Modern Horror» Скотта Пула — о том, как Первая Мировая война повлияла на понятие ужаса и хоррор-культуру 20 века, — полезно будет разобрать другой, на мой взгляд, один из главных текстов про феномен пугающего — «Исследования ужаса» Леонида Липавского. Никто так не философствовал ужас, как Липавский — малоизвестный писатель и поэт из кругов «Чинарей» и ОБЭРИУ, затерявшийся в тени Даниила Хармса и Александра Введенского (пугающее в творчестве которых я обязательно разберу позднее). Несмотря на свою локальную и очень ограниченную известность, «Исследования ужаса» повлияли и на текущую ситуацию со спекулятивным реализмом в России (см. Hyle Press и серию публикаций об «ужасе философии»), и лично на автора канала, название которого отчасти отсылает к книге Липавского, прочитанной мной неоднократно.

«Исследования ужаса» — текст начала 1930-х годов (точная датировка неизвестна), облечённый в потусторонний диалог неких неназванных, и оттого безликих приятелей в ресторане — «застольная беседа о высоких вещах». Текст разделён на блоки, каждый из которых исследует свой вектор пугающего. Рассуждения интересны своей феноменологической редукцией категории ужасного: Липавский сдвигает диалог о пугающем от конкретных вещей к феноменам, не говорит о монстрах и чудовищах, явно предпочитая им пространные и чувственные переживания, такие как «страх полудня», «ужас стоячей воды», «тропической чувство» и т.д. Его кошмар гиперсубъективен, и оттого, парадоксальным образом — пугающе узнаваем. Как порядочный феноменолог, он сперва «углубляет» взгляд в суть вещи, после — разворачивает оптику на своё перепуганное отражение и, наконец, ставит под сомнение самого себя, превращаясь в «бесплотное» создание, которое переживает опыт жизни как вереницу «кошмарных комнат», овеществляя этим всеобщий «главный кошмар». Open / Comment

2022-04-03 19:28:31 Я много еще натыкался на обсуждения, мол, что там "настоящие русские" думают. Кто-то мне скидывает какую-то статистику, кто-то предлагает удалять особо безумные комментарии в моем бложике, чтобы никто не дай бох не подумал, что русские поддерживают войну. Я вижу в этом беспокойстве две стороны. Первая это некое волнение, мол, что русских будут обижать в мире из-за этой войны, и типа надежда, что если мы все коллективно станем от нее громко отнекиваться, то обижать не будут. Да, я тоже иногда чувствую себя эти полтора месяца как те люди, что совершили домашнее насилие и потом говорят "Это не я, это моё тело, я как будто бы потерял контроль". Но такие фразы не помогают – они не помогают взять этот контроль над своим телом и они не оправдывают абьюзеров ни в чьих глазах. Перестать повторять это бессмысленное отнекивание точно стоит. Тогда смогут появиться какие-то другие слова или действия.

А вторая сторона это вот эта вера в коллективный национальный субъект, который типа легитимирует государство. Особенно смешно, когда цитируют статистику. Типа, если 51% русских поддерживают войну, то всё плохо, а вот если 49%, то всё хорошо? Сколько нужно процентов, чтобы она закончилась? Может, хватит притворяться, что "русский народ" существует? "Русские" и их мнения и власть – это миф. Территория, что на картах помечена, как "Россия", испокон веков оккупирована мафией, которая пытается навязать нам, что мы некая нация. Если эта ситуация как-то изменится, то это не случится от лица того же самого национального субъекта, что Путин у нас на глазах переизобретает и переопределяет для своих странных целей. Да, мы жили всю жизнь, как представители этой немножко странной нации, которая своим особым образом относится к словам и правам, но эту свою жизнь нам стоило бы переизобрести. Найти какие-то другие причины существовать, кроме "попасть в европу, а если не получится, то свысока на нее срать". Придумать заново, зачем нужны наука и культура, помимо продолжения всяких гордых и приятных традиций. Иначе так и будем молиться всей маршруткой, чтобы сменились одни элиты на другие, получше. Open / Comment